|
|
|
|
|
|
|
|
|
Иезекииль |
|
|
|
Стихи 1978 -1988. |
|
|
|
|
|
|
ххх
Нет смысла в славе. Гребут стога в лугах крестьяне. Гребут стога. Вот ива. Ива. Спускает ветвь. Ветвь приземляется. Вдоль по ней нескоро, но вверх, залезает тень. Нет в славе смысла. Ах, ладно, есть. Но нивы... нивы. Как тихо здесь. Да, здесь так тихо, что нежно петь ныряешь в траву. Не слышит лес. Да, лес не слышит. Не слышен звук, да, звук не слышен, как сердца стук. Да, стук все тише, adieu, мой друг.
ххх
Лети на север на тонких крыльях, на тихих крыльях из светлой пленки, из нежной кожи от кости к кости, от тонкой кости к тончайшей кости и дальше к нежной и слабой кисти.
От тонкой кисти к тончайшей кости, и к тонкой кости, к хрящам, суставам, к подвижным складкам салатной кожи, скользящей в токах халифским стягом, как чудный парус змеиной масти как земноводный чудесный парус.
От тонкой кости к суставам прочным, к молочным мышцам, к густому сердцу, в лианы, в чащу, в извивы, свитки, на субэкватор с прелестной флорой сосудов, жилок, к журчанью лимфы, к нежнейшим щеям с ребристым гофром,
к точеным глоткам с их амальгамой, к зубам сребристым, к прохладным деснам; лети на север на быстрых крыльях, на Луцк, на Бежецк и на Путивль за милой девой и на погибель.
ххх
Крики и грохот, и злобный хохот, топот коней и утробный рокот озверевшей волны, волочащей камни, дребезжанье земли, как гнилого ставня,
я убит! Просыпаюсь от звука стона. Дождь, рассвет и урчанье грома. ... Хмурые березы, мокрая куртина. Я один в слезах, злая Валентина.
ххх
Жизнь не вечна, ах, не вечна, что же делать? Бесконечно, беспощадно, быстротечно стынут губы, стынут речи, стынут щеки, стынут плечи, миг - и вс╠: мерцают свечи, освещая влажный вечер, креп, манжета отблеск млечный, темных век уют беспечный, бедных губ прищур сердечный и покой, простой и вечный.
ххх
Темнеет.... Мокрый холодок вдруг пробегает по плечам, стесняя вздох, бежит по краю коричневой стерни, по мышечному граю взлетающих ворон, по небу, по холмам, и по думкам из труб, по розовым стогам, по несквозным, затмившимся кустам.
ххх
Я представляю вас без всего, без всего, и снова я вас представляю, представив почти до боли, до боли представив, преставясь от этой боли, преставясь от боли и лежа в холодном морге, и лежа в морге на скользкой и влажной полке, пихая ногой алкоголика (он здесь сторож), пугая студентов иешивы до безобразной дрожи, летая ночами под гулким и влажным сводом, летая ночами в лучах бледножелтой лампы, летая под кружевом точек, блеснувших в луже и отразившихся злым плафоном на мокром своде, я летаю по коридорам, по кори-д"орам, по кладам, сундуки задевая, обдирая горбы и уши, обдирая сердце о срезавший угол ужас, вылетаю в резные створки, скольжу, надеясь, в вашу спальню, в ваш дом, о, прелесть.
ххх
Наступает вечер - пора из дому.... Жук по крыше идет по самому борту. Стрижи пронзают небо, как боль аорту. Солнце режет свой край так гордо, как режет пятак между плит. Когорта духов памяти так посещает город ,что жители думают, что повидали чорта. И счастье так сильно, что жжет все горло.
ххх
Я так мало успел... я так плакал мало, я отведал отравы, я видел славы глуповатые тени.... Разбив колени у глухиз алтарей, в темноте видений
не дождался архангела. Злобный гений все смотрел мне в глаза неподвижной тенью. (Я сказал бы, что это был взор растенья). Если взгляд амбразуры и вскрик раненья
отдаленно сравнимы, то мой гонитель может быть уподоблен лишь слепку вздоха с отвернувшихся губ.... Как светла природа: тоько в ней для меня и тиха обитель.
ххх
Вот и новый апрель. Бедрастый крепкий розовый месяц. Карсты в углубленьях сугробов, грозди мускулистых сосулек, горсти многословных ручьев. Бренчанье воробьев, от души бездарных, беспардонно счастливых. Парный скрежет бурно живых трамваев, подвозящих до счастья. Жгучий первый утренний луч, влекущий взгляд светила в живые чащи злых домов, что есть сил торчащих.
ххх
Закона мерность, заунывность, верность передней букве, сданной на закланье, возложенной, скатившейся, подъятой, возложенной опять на бронзовый алтарь и посвященной горестным обрядом повсюду шарить безутешно, неустанно, не смея, не решаясь отдыхать.... Искать его, взывать к нему и звать ей неизвестного в торжественных потемках, в Его потьмах, в потьмах Его, в намеках на тьму Его, в Его тяжелых вздохах, в чужих, ей чуждых коридорах духа.... И, пугаясь, остановившись, задохнувшись, оседая на ощутимый, но незримый пол, суметь подняться и вновь пуститься вдоль и поперек Его пространства, и по периметру неизмеримости Его, и, не найдя, упасть, заплакать, встать, не прерывая плача, не утирая слез, придти в движенье и, пойдя, вновь шарить, продолжая шарить, продолжая....
ххх
Вот и новая ночь подошла к забору. Встала на цыпочки, взяв опору. Штакетник пригнулся к кустам. Корова на лугу шевельнулась дебелым боком.
Фонарь у околицы беззаботно мигнул и забросил свою работу. Опушка, используя случай, сразу придвинулась ближе степным оврагом.
Сиреневый пояс зари вечерней стал фиолетовым, бело-серым, черным. Камин, задохнувшись, доел березу и стал тише, мглистее и пещерней.
Луна незлобиво сияет чорту. Так пустынно вокруг, так строго. Душа сладко падает тихо, робко куда-то в ноги. Как томно мертвым.
Гроза
Дом жался в плечи под дланью ветра. Гремели ставни, стегали ветви по жидким стеклам и бухли щели. Стеклянные осы приятно пели, повиснув в локте над мертвым полом. Сгорали змеи, обжегши флору диванной спинки, обуглив кресло, посыпав пеплом косые двери.
Утро воззрилось невинной трелью на жасмин, обливавшийся теплым зельем. Пруд не дышал, чтоб не брызнуть на пол. Клубника хрустела во рту как сахар.
ххх
Тяжелый случай: паралич либидо. Половая апатия, педикул╠з сердца. Удушье души? Протуханье духа. Целибат им. блаженного Августина. Сердце, консервированное с верой. /Консевуар: погребальная урна./ Кансер верование в разлуку. Прощание до кубистского Пиоттуха. До никогда. До дня, которого нетто. И быть не брутто. Слепые сл╠зы. Гр╠зы, консервированные с прозой. Грозы, избивающие до некроза. Заморозки сердца по Цельсию. По его совету. И с верой в версию. Сл╠зы, консервированные в рифму. В орифламму, в эфир и в мирру. Во что угодно. Угодно... нечто: нечаянное неведение о невечном. И о вечном также /бесчестный глетчер/. Последнее чувство: несметность смерти.
P.S. Предпоследнее следствие: леность клеток. Усилия цитоплазмы - лишь зоо-смета. Уже земноводное дело. Уже лактоза. Пл╠сы, консервированные с укосом, покосы с сервильным биоценозом. Счастье, отданное стрекозам.
ххх
Беспамятен, нищ - ничего начало? - я стону, как кайот, и тяну мочало. Смерть околична, а ночь бездыханна. Время как спицы. Кругом барханы.
Я заблудился. Не то, чтобы страшно, а так, нирвана: ни тьмы, ни света. Ни в ноги упасть, ни спросить совета. Короче, противно. Сплошной Пикассо:
Куб внемлет бесу - олигофрену.
ххх
... вот Влас из "Дачников", счастливый геронтофил, вот мысль из ларчика, мысль остужает пыл, вот мысли в банке, вот Пушкин, который мил, Вольтер на стуле. С рогаткой бежит Зоил.
Пионер на манишке вс╠ поправляет знак. Я злак растираю. Меня привлекает злак. Дама пудрит парик и пудрит пятнистый пах.
Стрельба из пушки. Умей же попасть в кусты. Будошник водку пь╠т и теребит усы. Анекдот скоромный на полдороге в балет расскажет дама и ей подмигн╠т сосед.
Мышь, как крот, прогрызает огромный сыр. Вошь пь╠т кровь. Кровь не выносит дыр. Вождь подбивает кок. Сме╠тся до сл╠з Сатир.
ххх
Я, старый Шейлок, нахохлившись на кресте, взираю в прорву. Надо думать, что с этой точки никто не видел всю голову и как бы лучи - ногти, на желтизне которых она нашла опору.
ххх
Шаги гулко бьются из переулка. Траектории чертят окурки. Сквозь окно пролегла дорога. Где-то красным горит попутка. Ноги чавкают злым мазутом, слепившим щеб╠нку. Деревья безмолвно склоняют ветви. Провода висят как спагетти. Зв╠зды в волнах лиловой нефти вещают тихо о быстрой смерти. 80, 86
ххх
... Давая отблеск с плеском падают в лужи рябые зв╠зды. Ночь пытается пасть на дома и струи отставших от бегства на запад улиц.
Мысль летит и довольно точно попадает в плет╠ную россыпь рощи, затем в аллею, одолевая насыпь, и выходит на тропку, что /словно лассо/ стянула полсотни нехитрых елей.
Я - певец-одиночка, певец распада: мне ничто не ново. В аллее сада я хочу сидеть на хромой скамейке и сшивать пространство. Белеют дети: вечер томно зов╠т запоздавший ветер, и фонтан свиристит, словно воздух в лейке.
ххх
Пусть будет так: у виноватых волн стоял он дум вздымающихся полн и улыбался, внемля шагу истин.... Вдали виднелся зыбкий челн, чухонцу чуждый /в чародейском смысле/ так ясно и постыдно, что смутившись в точку челн вчуже берегу мерешился листочком, скользнувшим второпях с одной из чахлых глав демисезонной повести, раскинувшей наощупь увядшую листву на сих пустых брегах.
У мельницы
Вс╠ заставляет исследовать склоны. Даже пристальней /л╠гкость спуска меньше л╠гкости на вершине/, чем треволненья внизу в долине.
Роща плыв╠т по /вообще/ низине, словно рыбы в большой корзине, но в ловушке, что словно омут, живописна, как пук петрушки.
ххх
Спиритизм: кудесное слововерченье. (Слововорчанье, словоучение, словореченье). Чудесная легкость словокруженья. Слововращенье. Жемчужное словостеченье. Случайность: спонтанное словосвеченье.
Смертельность сердечного словотеченья. Изящность всевечного словообмана. (Словосван, словосаван и словосаванна). Словопренье, словожаренье, слововаренье. . |
EZECHIELY mailo: 113305.2630@compuserve.com.